Отделение офтальмологии городской клинической больницы № 5 вернулось к работе
Еще в феврале этого года в интервью «ПС» главный врач медгородка Алексей Кирсанов с огорчением признавался, что из-за ковида временно потеряна для города хирургическая офтальмология. Почти два года эта медпомощь по ОМС оказывалась тольяттинцам в Самаре, в областной больнице им. Т. И. Ерошевского. Дорогостоящее, с тончайшими настройками оборудование офтальмологического отделения было законсервировано до лучших времен, потому что весь корпус детства, где расположено отделение, по необходимости стал ковид-госпиталем. А переносить это оборудование на другое место нельзя – собьются микронные настройки приборов. Да и некуда, в общем-то: количество больных на пике эпидемии превышало все возможности медгородка. Врачи и медсестры офтальмологического отделения тоже вынуждены были переквалифицироваться в инфекционистов.
Но в конце марта 2022 года лучшие времена для офтальмологов наконец настали. Как рассказал в интервью «ПС» заведующий отделением Александр Александров, коллектив с радостью и оптимизмом вернулся к своим прямым обязанностям.
– С чего вы начали?
– Да со всего сразу. С быстрого косметического ремонта, с обзвона отложенных очередников, с консультаций, операций… До 1 апреля все этажи детского корпуса были в ковиде, и на сегодняшний день открылось только наше – глазное отделение. Проблема в том, что, пока открыт только запасной вход, нам приходится работать без полноценного приемного покоя. Конечно, мы организовали специальное помещение, где можем осматривать пациентов. Но с утра здесь просто столпотворение, в день приходит более ста человек. И вся госпитализация происходит через наше отделение. Очень большая нагрузка легла на средний медицинский персонал.
– То есть к вам дорожку не забыли?
– Честно говоря, я рассчитывал, что те пациенты, которые стояли у нас на очереди, за такое долгое время где-то уже прооперировались и их будет не так много. Ошибся. Наши пациенты в основном возрастные, не всегда мобильны, многие имеют инвалидность. Для них куда-то поехать очень сложно. Также сказались и ограничительные меры по ковиду. Поэтому люди оставались со своей проблемой и ждали нас.
В итоге после двух недель работы мы пациентов, пришедших с новыми направлениями, стали записывать на операции уже на следующий год. В первую очередь получают медпомощь люди с отложенными из-за ковида операциями. Есть направления еще 2019-2020 годов, таких пациентов мы стараемся взять в первую очередь. И эти операции у нас расписаны уже до Нового года.
– Я раньше считала, что зрение – некий автономный орган. То есть зрение отдельно – организм отдельно. И все, что связано с падением зрения, – это связано с сетчаткой, хрусталиком и так далее…
– Конечно, нет. Есть такое определение у глаза – «кусочек мозга, вынесенный наружу». Есть непосредственная связь головного мозга и глазного яблока. Что такое зрение? Это очень сложный механизм. На самом деле мы видим головой. Мозг, анализируя импульсы, создает картинку… Не все так просто.
– И не все к офтальмологам?
– Офтальмологи занимаются тем, что непосредственно связано с глазным яблоком. Но в некоторых случаях, когда происходят негативные процессы в голове – кровоизлияние в головной мозг, опухоль мозга – все это приводит к нарушению центрального зрения.
– Это все сейчас диагностируется?
– Да. Есть компьютерные методы обследования, томографы, которые могут выявить патологию в голове, в проводящих путях. Есть компьютерные томографы и для глаза, они позволяют просмотреть состояние сетчатки, зрительного нерва… В этом плане медицина за последние годы шагнула далеко вперед.
– Ранее на весь Советский Союз была только одна глазная клиника – Святослава Федорова, и все со своими проблемами стремились туда. Сейчас даже в частных клиниках есть аппараты для лазерной коррекции зрения. В чем тогда ваше преимущество, не считая того, что вы лечите бесплатно, по полису ОМС?
– Лазерная коррекция зрения – очень узкое направление в офтальмологии. Мы лазерной коррекцией не занимаемся вообще, это удел частных организаций. Наше отделение занимается более сложными внутриглазными операциями: катаракта, глаукома, сетчатка…Это более обширные вмешательства, зачастую требующие стационарного пребывания пациента у нас. Также требующие дорогостоящего оборудования и расходных материалов.
– А можно подробнее о ваших технических и кадровых возможностях?
– Первый итальянский аппарат мы закупили еще в 2006 году и на этом не остановились. Отделение до ковида получило возможность закупить очень серьезную немецкую и американскую технику. Микроскопы у нас немецкие, аппараты для удаления катаракты – американские. Разнообразная диагностическая аппаратура – японская, американская, немецкая. В плане технического обеспечения у нас очень неплохо.
Что касается кадрового состава – врачебный состав у нас, слава богу, сохранился. На сегодняшний день работает 10 докторов. Вот с медсестрами сейчас проблематично. За время ковида нарушилась естественная ротация кадров – вместо 25 сестер работает 13, и на них ложится очень серьезная нагрузка. Мы бы и рады принять, к нам многие просятся, но мы не можем взять сестру, например, из педиатрии, из реанимационного отделения: все желающие должны иметь сертификат операционной сестры, а его получить не так-то просто. Так что мы сейчас остро нуждаемся в квалифицированном среднем медицинском персонале.
– А что такое «созревание катаракты»? Насколько я знаю, ранее на операцию в ваше отделение брали только «созревших» пациентов?
– Как относиться к катаракте и когда ее оперировать – для многих это вопрос. Ранее, когда не было ультразвуковых технологий по удалению катаракты, действительно дожидались, пока катаракта «созреет» – то есть когда помутнеет полностью хрусталик, когда у человека практически пропадет предметное зрение. Тогда его и брали на операцию. Но технологии изменились. Раньше операции делались только шовные: глаз приходилось разрезать, механически удалялся мутный хрусталик и ставился искусственный. После того как появились ультразвуковые технологии (у нас в России эти методики широко стали внедряться с конца девяностых), ситуация в корне изменилась. Сейчас мы ориентируемся не на степень зрелости катаракты, а на субъективные ощущения пациента. Более того, ультразвуковые технологии и созданы для незрелых, мягких катаракт, при них ультразвук не болезнен для глаза. И наоборот, чем плотнее катаракта, тем большую мощность ультразвука надо использовать, и воздействие продолжительнее, а это для глаза вредно.
В общем и целом я считаю, что катаракту нужно оперировать как можно раньше. И кстати, возраст не является противопоказаниям для операции, потому что во время операции мы не даем наркоза, оперируем под капельной анестезией. Современные методики позволяют это сделать. Стрессовый момент, конечно, существует, но какого-то тяжелого воздействия на организм не происходит. Могу привести пример: до ковида с разницей в две недели у нас прооперировались женщины 102 и 103 лет. Обе успешно.
– Какие первые признаки у катаракты?
– Снижение остроты зрения. Перед глазами появляется туман. Вот вы спрашиваете, оперировать или нет? После хирургического вмешательства даже краски становятся другими! Мир оживает.
– Сейчас все болезни стремительно «молодеют». Как это сказывается на ваших пациентах?
– Количество близоруких детей действительно стало больше. Может быть, это потому, что люди стали давать нагрузку глазам на близких расстояниях, постоянно используя гаджеты. Вообще-то глаз по большому счету не боится зрительных нагрузок, но природой он создан для того, чтобы смотреть вдаль (глаз охотника), а нагрузки на близком расстоянии приводят к тому, что глаз стремится стать близоруким. Чаще всего это происходит до 18 лет: растет организм, растет и глаз. При выраженных нагрузках на близком расстоянии это приводит к близорукости.
Второй момент касается не только детей, но и взрослых, которые работают за компьютером. Это называется синдром сухого глаза, который в развитых странах, по разным данным, имеется у 70% населения. Такого понятия не было еще лет 30 назад. Нарушается продукция слезы. И дело не в том, что ее становится мало – ее может быть и много, но слеза становится некачественной. Изменяется вязкость слезы. Это вызывает дискомфорт: чувство засоренности, покраснение глаза, иногда человек очень страдает от этого.
– Как с этим бороться? Компьютеры-то в работе не отменишь…
– Увлажняющими препаратами. Фармкомпании в этом направлении работают очень активно, на рынке есть более двухсот наименований. Но это не витаминные препараты! Я против закапывания витаминов в глаза, потому что это сильный аллерген. А нужны именно увлажняющие препараты, в основном на основе гиалоурановой кислоты, которая, опять же, защищает роговицу, создавая на ней этакую пленочку.
Кстати
11 мая весь «детский» корпус, где располагается отделение офтальмологии, вышел из ковида. В работу вернулись некоторые отделения педиатрии, детская хирургия и приемный покой офтальмологии. Открыт главный вход. Ковида в этом здании больше не будет на всех шести этажах.
Факт
Ежедневно в офтальмологическом отделении медгородка делается до 40 операций.
Людмила Кислицына
mail-ps@mail.ru
