«Память о солнце» – право понять великую Анну Ахматову
Спектаклю двух заслуженных артисток России, двух красивых женщин Нины Шацкой и Ольги Кабо, представленному зрителю Тольяттинской филармонией, – годы. Но взрослея, он становится и более тонким и, удивительно мощным одновременно. От раннего и светлого «У самого моря» до трагического, и казалось бы, неподъемного для вокала «Реквиема»…
В гримерке «до» – Ольга Кабо и Нина Шацкая.
Стихи – моложе
– Нина, ваш спектакль родился в 2011-м…
– Он существует уже больше десяти лет, и я убеждена: все это происходит только с позволения автора. Автор решает, будет это либо нет.
– А ощущение ее присутствия? Случается ли с вами оно хотя бы иногда?
– Всегда. Когда я пою «Реквием», это ощущаю каждый раз.
– Как вам такое прикосновение, Ольга?
– У меня его, наверное, не было. Но читая стихи Анны Андреевны еще и еще раз, я всегда поражаюсь: каков же гений Ахматовой, насколько ее поэзия современна. В наши неспокойные времена, когда я читаю фрагмент «Реквиема», проживая каждую строчку, чувствую, как зрители особенно, по-сегодняшнему воспринимают строки: «…Я была тогда с моим народом, там, где мой народ, к несчастью, был». Это просто космос.
– Что вы думаете, Нина?
– Когда меня спрашивают, как нужно поступать в нынешних сложных обстоятельствах и все время требуют какого-то ясного ответа, для меня этот ответ – слова, только что повторенные Олей: «я была тогда с моим народом».
Другие времена
– Однажды, очень давно, меня спросили: важно ли в оценке творчества, как и чем живет человек. Нина, ваше погружение в Ахматову в самом начале работы было только поэтическим, музыкальным или уже тогда человеческая история заставила по-другому подойти к драматургии?
– Наше сотрудничество с Олей началось тогда, когда у меня уже был записан цикл романсов на стихи Анны Андреевны Ахматовой. И уже был спет «Реквием». Я прикоснулась к этим стихам, окончив институт, в очень сложные для меня годы перестройки. Это был 1988-й. Я была в эти годы в Питере. В ахматовском Петербурге. Когда начались все эти карточки, когда я не понимала, что мне делать, потому что послевузовское распределение уже не работало. Я искала себя, а все вокруг говорили: «Ты не тем занимаешься. Другие времена. Надо петь более современную музыку, более легкие стихи».
Но прикосновение к поэзии Ахматовой сформировало мою будущую жизнь. Я убеждена, что эти 10 романсов и «Реквием», музыку к которым написала Злата Раздолина, выстроили мою дорогу в будущее. Стали ключом. Как в начале нотного стана есть ключ, так и этот ключ случился в начале моей жизни. Этот проект стал знаковым. И когда мы встретились с Олей, он скрепил мою жизнь. Наша дружба вышла из этого проекта. Для меня это судьбоносно.
– Ваше прочтение Ахматовой волнует. Вы сразу нашли его мелодику, Ольга?
– В силу моей профессии я все время что-то учу. И для меня это серьезный труд. Ахматова – очень гармоничный поэт. Ее строки сами ложились на сердце. Я даже не помню, чтобы я прилагала особые усилия для запоминания текста. Вот с Цветаевой у меня совсем другие взаимоотношения. Ее нужно понять, услышать ритм, почувствовать синкопирование, зашагивания, ее особое ощущение мира. Марина Ивановна соткана из дисгармонии. Анна Андреевна – это песня, которая льется, льется из души…
– Не каждый обязан любить. В том числе и большую поэзию. Но и случайный слушатель может открыть для себя правду и боль Ахматовой, если петь ее сердцем, как вы, Нина.
– Поэзия Анны Андреевны – это такое сильное притяжение. И стечение обстоятельств, которое стало судьбой. Это она нас выбрала.
– Нина права. Каждое стихотворное произведение, и я говорю сейчас уже не только об Ахматовой, – это исповедь автора. Что-то произошло с человеком, что не смогло удержать его от этих строк. Каждое стихотворение – история, сотканная из пронзительных рифм. Поэтому стараюсь проживать произведение, его историю как актриса. Мелодика стиха приходит потом. Мы с Ниной хотели рассказать историю любви, историю великой женщины, путь становления ее как поэта, потому что именно в поэме «У самого моря», с которой начинается этот спектакль, юная Ахматова обретает свой поэтический дар, голос поэта.
– Она свела вас…
– Мы с Ниной встречались на фестивалях и мероприятиях, у нас было взаимное уважение. Но узнали мы друг друга, когда начали работать вместе. Я встретила единомышленницу в лице этой безумно красивой женщины.
– На тот момент, когда мы познакомились с Олей, я была широко известна, но в узких кругах. Меня хорошо знали поклонники романсов, у меня была своя аудитория. А Оля в тот момент была уже абсолютной звездой. Но Оля вела себя в этой работе со мной на равных. Проект не был таким, где один актер ведущий, а другой при нем, на всякий случай. Так бывает. Я не знаю, с кем бы я могла так работать, как с Ольгой, потому что у нас какое-то абсолютное взаимопонимание.
– Да. И именно поэтому у нас с Ниной родился еще один Цветаевский проект «Я искала тебя» и потом еще один – «Пятое время года – Любовь». Вчера после спектакля мы задумались о том, что нужно сделать еще что-то вместе, ведь зритель воспринимает нас как единое целое и любит нашу пару.
– У нас даже общее есть – общий хештег в соцсетях – #КабоШацкая.
– У Нины была своя аудитория, у меня – своя, но сейчас у нас общий зритель.
Музыканты – с тобой
– Нина, вы работаете в разных залах с разными симфоническими оркестрами. Получается, что вашими первыми слушателями становятся музыканты?
– В этот раз мы приехали в Тольятти вместе с Олей, а обычно я приезжаю на день раньше. Это момент знакомства с оркестром. Сейчас меня уже узнают, а в начале пути у академических и симфонических оркестров было предубеждение: вот сейчас приедет эстрадная певица; вот мы вынуждены будем работать на потребу. И поэтому обычно, если сам спектакль движется по нарастающей и кульминация происходит во втором отделении, когда звучит «Реквием», то репетиция начинается сразу с него. И тогда ты на сцене понимаешь, что музыканты с тобой, что тебе не надо их переубеждать. Для меня это очень важно.
– Вы впервые встретились с тольяттинским симфоническим оркестром?
– Да. У вас фантастический молодой дирижер. Это важно, потому что я пою очень свободно и иногда сталкиваюсь с академическими дирижерами, которые не умеют играть джаз, боятся свободной музыкальной фактуры. Тогда не происходит музыки, потому что мы живем в разных метроритмах. Я все время очень свободна, а дирижер скован. И тогда музыканты разрываются. Они, как правило, пытаются идти за артистом, а дирижер ведет их четко по нотам. Здесь, у вас, удивительный дирижер. Мы – в одном дыхании. Это звучание в унисон, это поддержка. Счастье.
– Ольга, две женщины и оркестр – это…
– Жизнь. Несмотря на внешнюю статику, в спектакле внутреннее действие. На нить истории ранней поэмы «У самого моря», как жемчужины, нанизываются романсы, исполняемые Ниной. Получается такая прекрасная история юношеской любви. С глубиной чувств, с протяженностью во времени. Уверена, зрители слышат звуки знойного лета, стрекот цикад, курлыканье журавлей, ощущают вкус соленого моря. Подключаются все органы чувств. Для меня это абсолютное погружение в стихи. Нина говорит, что она свободно поет. Мне кажется, что она купается в этой музыке. Наш режиссер Юлия Жженова, дочь известного русского артиста Георгия Степановича Жженова, в ответ на мой вопрос, как произносить белый стих, сказала: «Строки – это волны, которые накатывают на берег, потом убегают обратно в море…».
Когда мы репетировали спектакль, я приехала на гастроли в Севастополь и попросила организовать для меня экскурсию по ахматовским местам в Херсонесе. И мне это очень помогло. Я побывала в бухте, услышала шум прибоя, крики чаек. И каждый раз, когда я выхожу на сцену, всегда «вижу эту картину»: и знаю, где находится Константиновская батарея; где та тропинка, по которой бежит к морю юная Анна Горенко; где та самая бухта.
– Нина, взять на себя право петь «Реквием» Анны Ахматовой – это особое мужество, особенная отдача.
– Когда я начинала, мне было 22, и я, в силу возраста, еще не понимала всего масштаба этого произведения. Муж бабушкиной сестры был богословом. Он был репрессирован, а потом причислен к лику святых как мученик веры. Но моя бабушка тогда только начинала мне об этом рассказывать. Бабушка Нина была в общей компании с Анной Андреевной, но и об этом тоже я узнала гораздо позднее. Существуют какие-то невидимые нити, которые связывают нас.
«Реквием» меня потряс. Я зачитывалась Варламом Шаламовым. Но пела тогда с наивной детскостью. С возрастом, когда мы уже начали работать над этим спектаклем, особенно первое время, я не могла в себя прийти от этих стихов. Каждый раз была в полном опустошении после спектакля.
– А я поначалу читала все очень эмоционально. Однажды к нам с Ниночкой на спектакль пришел замечательный артист Анатолий Михайлович Адоскин, который был лично знаком и с Ахматовой, и с Цветаевой, он и сам углубленно занимался поэзией, очень много читал на телевидении. И сказал: «Оля, все у вас в спектакле замечательно, только в «Реквиеме» ты не должна плакать, не должна страдать и жалеть себя. Вспомни строки: «…выкипела, не дойдя до глаз, Глаза мои не освежила влага». Беда терзает героиню «всухую», все выкипело. Спасение только в терпении и вере.
Марта Тонова
mail-ps@mail.ru
