Мало кто из молодых дирижеров имеет такой послужной список, как главный дирижер Тольяттинской филармонии Игорь Мокеров. Получив дирижерское образование в Московском государственном институте музыки им. А. Г. Шнитке и в Московской государственной консерватории им. П. И. Чайковского, он выступал со многими российскими оркестрами. Его принимали главные сцены страны – большой зал Московской консерватории, концертный зал имени П. И. Чайковского, концертный зал Российской академии музыки им. Гнесиных…
В Тольяттинскую филармонию Игорь Мокеров приехал из Ростова-на-Дону, возглавив симфонический оркестр в качестве главного дирижера. И практически с первых выступлений оркестра стало понятно – Мокеров легких путей не ищет.
– Хочется начать разговор с недавнего концерта «Дыхание Севера», необыкновенного по своей мощи и энергетике. Насколько сложно было его подготовить так, чтобы зрители ощутили всю силу этой музыки?
– Да, пришлось много работать. И знаете, я почувствовал отклик зала, как зрителей захватила эта великая музыка. Вообще, я давно чувствую теплоту тольяттинской публики. Она особенная и очень благодарная.
Что касается концерта, я очень тщательно готовлю такие программы. Если традиционный репетиционный цикл занимает три-четыре репетиции на программу, то здесь мы провели шесть репетиций, и по группам, и общие. Для оркестра было непросто в один вечер сыграть три сложных по композиции произведения – и увертюру, и симфонию, и флейтовый концерт.
– В музыкальной школе вы учились по классу баяна. Но вот вы главный дирижер симфонического оркестра. Как это случилось?
– Я еще в школе решил, что буду музыкантом. Как-то сразу понял, что после окончания школы пойду в музыкальное училище, потому что к тому времени по-другому себя не мыслил. Ну а дирижирование – это уже в институте. Попробовал себя как дирижер и осознал, что у меня получается, почувствовал в себе силы и способности. А понимание, что я хочу дирижировать симфоническим оркестром, ко мне пришло не так давно – может быть, лет семь-восемь назад. Я долго работал с народными оркестрами и параллельно обучался симфоническому дирижированию. И пришел момент, когда я понял, что симфоническая музыка, симфонический оркестр – это то, чем я хочу заниматься всю свою жизнь.
– А вы помните свои чувства, когда впервые встали за дирижерский пульт симфонического оркестра?
– Это было еще в студенческие годы с институтским оркестром. Признаюсь, робость испытывал, конечно. Пришел в зал, готовишься – и музыканты тоже готовятся: настраиваются, канифолят смычки, мостики ставят, готовят ноты, размачивают трости. И делают это как-то привычно, как нечто повседневное, рутинное, разговаривая о чем-то, что-то обсуждая. А сейчас ты встанешь перед ними, шестьдесят пар глаз взглянут на тебя и увидят – кто ты, какой ты… Очень волнующе было, да. Ну а когда заиграли, все ушло, осталась лишь музыка.
– А как вам в Тольятти? Вы не сразу приехали на постоянную работу, сначала выступали как приглашенный дирижер…
– Когда мне поступило предложение о работе, мы с руководством филармонии сошлись на том, что надо сначала провести несколько программ, чтобы мы с оркестром посмотрели друг на друга. Важно, чтобы оркестру не поставили дирижера, которого они совсем не знают. Ну и мне было не менее важно узнать музыкантов, с которыми мне, возможно, предстоит работать уже на постоянной основе. Обрадовало, что тольяттинский симфонический очень работоспособный оркестр. Музыканты любят и умеют репетировать на результат. И сами они открытые, понимающие. Они приняли мои темп и стиль работы, мне было с ними комфортно. Для меня это было важно. В итоге я согласился работать в Тольятти.
– Возможно ли свое прочтение в классической музыке, особенно в строгих произведениях крупной формы? Ведь дирижер человек творческий, он музыку чувствует как-то по-своему. Допускаете ли вы свою, дирижерскую интерпретацию?
– Она просто обязательна! Когда мы берем любую симфонию и слушаем ее в разных исполнениях, то слышим абсолютно разные подходы – к структуре, к темпу, к балансу, ко всем деталям партитуры. И конечно, любая музыка должна проходить через душу, через сердце и через голову дирижера. Ключевой вопрос здесь – кто главнее, дирижер или композитор. Вот во фразе «Я дирижирую Чайковского» где дирижер делает акцент – на слове «я» или на фамилии композитора? Как мне кажется, общая тенденция играть то, что написано в партитуре, сейчас приветствуется больше, чем, например, во времена старых мастеров, которые и ретуши делали, и темп, и баланс меняли так, как они чувствовали. А вообще, у каждого дирижера свое отношение к этому. Ведь что такое партитура? Это догма, в которой нельзя изменить ни одной ноты, ни одного штриха, или это глина, из которой можно слепить что-то соответствующее твоему пониманию произведения? Я стараюсь очень внимательно углубиться в детали, но все же просто озвучить партитуру, просто сыграть все ноты, которые там есть, неинтересно, это не даст нужного эффекта.
– Юрий Башмет как-то сказал, что произведение нужно полюбить, как любил его автор, тогда оно непременно получится хорошо.
– Стараюсь не дирижировать сочинений, которые меня не захватывают. Это счастье – дирижировать только те произведения, которые ты любишь. Обстоятельства бывают разные, но лучше все же стараться все делать с любовью, и если от тебя зависит выбор программы, лучше выбирать то, что тебе близко, в чем ты можешь себя реализовать. Порой, правда, бывает, что выбор программы не является прерогативой дирижера. Тогда надо изо всех сил стараться полюбить исполняемое сочинение и найти необходимые ключи к нему.
– Вы сможете сформулировать роль классической музыки в воспитании человека, в его интеллектуальном развитии?
– На самом деле эта роль огромна. Даже если человек не ходит на концерты, не слушает сознательно классическую музыку, все равно он так или иначе с ней связан. Все самое лучшее, что создано в этом мире, создано людьми, которые слушали эту музыку. Или людьми, которые общались с людьми, которые слушали классику. Классическая музыка неотделима от цивилизации, она как Библия. Для меня это нисколько не высокопарное сравнение, тем более что я считаю себя человеком верующим. Даже если случится невозможное и в концертных залах перестанет звучать классическая музыка, она настолько уже существует в цивилизации, что ее просто невозможно искоренить. Вся другая музыкальная культура, будь то джаз, рок или поп-музыка, построена на классических моделях, на классической гармонии, ее язык недалеко ушел от классики, это я как профессионал утверждаю. С точки зрения тембров или звучания авторы могут написать свое, но с точки зрения гармоний, мелодий все равно они последователи великих композиторов прошлого. И это не только о музыке – это и обо всей культуре, науке, о социуме, о жизни…
– Расскажите немного о планах вашего симфонического оркестра в этом сезоне.
– В январе мы ждем великолепного скрипача, солиста Московской филармонии Гайка Казазяна. Гайк исполнит Шестой концерт Паганини. Этот концерт совсем недавно был обнаружен, и это будет одно из первых исполнений в России этого сочинения. В феврале к нам приедет с концертом Элгара выдающийся виолончелист Александр Рамм, как я считаю один из лучших виолончелистов в мире. Из пианистов еще будет Константин Емельянов, его выступление планируется в марте, он сыграет Третий фортепианный концерт Рахманинова. Ну и как раз в день 150-летия великого Сергея Васильевича, 1 апреля, мы исполним Второй фортепианный концерт и, Бог даст, Симфонические танцы. Это очень требовательная партитура, там нужны определенные инструменты – будем надеяться, у нас все получится.
Марина Иванова
Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.