Главный дирижер симфонического оркестра Тольяттинской филармонии уверен, что классическая музыка неотделима от цивилизации
Мало кто из молодых дирижеров имеет такой послужной список, как главный дирижер Тольяттинской филармонии Игорь Мокеров. Получив дирижерское образование в Московском государственном институте музыки им. А. Г. Шнитке и в Московской государственной консерватории им. П. И. Чайковского, он выступал со многими российскими оркестрами. Его принимали главные сцены страны – большой зал Московской консерватории, концертный зал имени П. И. Чайковского, концертный зал Российской академии музыки им. Гнесиных…
В Тольяттинскую филармонию Игорь Мокеров приехал из Ростова-на-Дону, возглавив симфонический оркестр в качестве главного дирижера. И практически с первых выступлений оркестра стало понятно – Мокеров легких путей не ищет.
– Хочется начать разговор с недавнего концерта «Дыхание Севера», необыкновенного по своей мощи и энергетике. Насколько сложно было его подготовить так, чтобы зрители ощутили всю силу этой музыки?
– Да, пришлось много работать. И знаете, я почувствовал отклик зала, как зрителей захватила эта великая музыка. Вообще, я давно чувствую теплоту тольяттинской публики. Она особенная и очень благодарная.
Что касается концерта, я очень тщательно готовлю такие программы. Если традиционный репетиционный цикл занимает три-четыре репетиции на программу, то здесь мы провели шесть репетиций, и по группам, и общие. Для оркестра было непросто в один вечер сыграть три сложных по композиции произведения – и увертюру, и симфонию, и флейтовый концерт.
– В музыкальной школе вы учились по классу баяна. Но вот вы главный дирижер симфонического оркестра. Как это случилось?
– Я еще в школе решил, что буду музыкантом. Как-то сразу понял, что после окончания школы пойду в музыкальное училище, потому что к тому времени по-другому себя не мыслил. Ну а дирижирование – это уже в институте. Попробовал себя как дирижер и осознал, что у меня получается, почувствовал в себе силы и способности. А понимание, что я хочу дирижировать симфоническим оркестром, ко мне пришло не так давно – может быть, лет семь-восемь назад. Я долго работал с народными оркестрами и параллельно обучался симфоническому дирижированию. И пришел момент, когда я понял, что симфоническая музыка, симфонический оркестр – это то, чем я хочу заниматься всю свою жизнь.
– А вы помните свои чувства, когда впервые встали за дирижерский пульт симфонического оркестра?
– Это было еще в студенческие годы с институтским оркестром. Признаюсь, робость испытывал, конечно. Пришел в зал, готовишься – и музыканты тоже готовятся: настраиваются, канифолят смычки, мостики ставят, готовят ноты, размачивают трости. И делают это как-то привычно, как нечто повседневное, рутинное, разговаривая о чем-то, что-то обсуждая. А сейчас ты встанешь перед ними, шестьдесят пар глаз взглянут на тебя и увидят – кто ты, какой ты… Очень волнующе было, да. Ну а когда заиграли, все ушло, осталась лишь музыка.
– А как вам в Тольятти? Вы не сразу приехали на постоянную работу, сначала выступали как приглашенный дирижер…
– Когда мне поступило предложение о работе, мы с руководством филармонии сошлись на том, что надо сначала провести несколько программ, чтобы мы с оркестром посмотрели друг на друга. Важно, чтобы оркестру не поставили дирижера, которого они совсем не знают. Ну и мне было не менее важно узнать музыкантов, с которыми мне, возможно, предстоит работать уже на постоянной основе. Обрадовало, что тольяттинский симфонический очень работоспособный оркестр. Музыканты любят и умеют репетировать на результат. И сами они открытые, понимающие. Они приняли мои темп и стиль работы, мне было с ними комфортно. Для меня это было важно. В итоге я согласился работать в Тольятти.
– Возможно ли свое прочтение в классической музыке, особенно в строгих произведениях крупной формы? Ведь дирижер человек творческий, он музыку чувствует как-то по-своему. Допускаете ли вы свою, дирижерскую интерпретацию?
– Она просто обязательна! Когда мы берем любую симфонию и слушаем ее в разных исполнениях, то слышим абсолютно разные подходы – к структуре, к темпу, к балансу, ко всем деталям партитуры. И конечно, любая музыка должна проходить через душу, через сердце и через голову дирижера. Ключевой вопрос здесь – кто главнее, дирижер или композитор. Вот во фразе «Я дирижирую Чайковского» где дирижер делает акцент – на слове «я» или на фамилии композитора? Как мне кажется, общая тенденция играть то, что написано в партитуре, сейчас приветствуется больше, чем, например, во времена старых мастеров, которые и ретуши делали, и темп, и баланс меняли так, как они чувствовали. А вообще, у каждого дирижера свое отношение к этому. Ведь что такое партитура? Это догма, в которой нельзя изменить ни одной ноты, ни одного штриха, или это глина, из которой можно слепить что-то соответствующее твоему пониманию произведения? Я стараюсь очень внимательно углубиться в детали, но все же просто озвучить партитуру, просто сыграть все ноты, которые там есть, неинтересно, это не даст нужного эффекта.
– Юрий Башмет как-то сказал, что произведение нужно полюбить, как любил его автор, тогда оно непременно получится хорошо.
– Стараюсь не дирижировать сочинений, которые меня не захватывают. Это счастье – дирижировать только те произведения, которые ты любишь. Обстоятельства бывают разные, но лучше все же стараться все делать с любовью, и если от тебя зависит выбор программы, лучше выбирать то, что тебе близко, в чем ты можешь себя реализовать. Порой, правда, бывает, что выбор программы не является прерогативой дирижера. Тогда надо изо всех сил стараться полюбить исполняемое сочинение и найти необходимые ключи к нему.
– Вы сможете сформулировать роль классической музыки в воспитании человека, в его интеллектуальном развитии?
– На самом деле эта роль огромна. Даже если человек не ходит на концерты, не слушает сознательно классическую музыку, все равно он так или иначе с ней связан. Все самое лучшее, что создано в этом мире, создано людьми, которые слушали эту музыку. Или людьми, которые общались с людьми, которые слушали классику. Классическая музыка неотделима от цивилизации, она как Библия. Для меня это нисколько не высокопарное сравнение, тем более что я считаю себя человеком верующим. Даже если случится невозможное и в концертных залах перестанет звучать классическая музыка, она настолько уже существует в цивилизации, что ее просто невозможно искоренить. Вся другая музыкальная культура, будь то джаз, рок или поп-музыка, построена на классических моделях, на классической гармонии, ее язык недалеко ушел от классики, это я как профессионал утверждаю. С точки зрения тембров или звучания авторы могут написать свое, но с точки зрения гармоний, мелодий все равно они последователи великих композиторов прошлого. И это не только о музыке – это и обо всей культуре, науке, о социуме, о жизни…
– Расскажите немного о планах вашего симфонического оркестра в этом сезоне.
– В январе мы ждем великолепного скрипача, солиста Московской филармонии Гайка Казазяна. Гайк исполнит Шестой концерт Паганини. Этот концерт совсем недавно был обнаружен, и это будет одно из первых исполнений в России этого сочинения. В феврале к нам приедет с концертом Элгара выдающийся виолончелист Александр Рамм, как я считаю один из лучших виолончелистов в мире. Из пианистов еще будет Константин Емельянов, его выступление планируется в марте, он сыграет Третий фортепианный концерт Рахманинова. Ну и как раз в день 150-летия великого Сергея Васильевича, 1 апреля, мы исполним Второй фортепианный концерт и, Бог даст, Симфонические танцы. Это очень требовательная партитура, там нужны определенные инструменты – будем надеяться, у нас все получится.
Марина Иванова
mail-ps@mail.ru
