На языке своей земли

Музыкант Ольга Алексеева рассказала читателям «ПС», зачем мыть руки перед игрой на русских гуслях

 

Яркая, красивая, талантливая солистка Государственного ансамбля «Гусляры России», обладатель серебряной медали «Национальное достояние России» Ольга Алексеева приехала в наш город, чтобы выступить вместе с Русским оркестром Тольяттинской филармонии. И влюбить нас в свои гусли звончатые. У нее это точно получилось.

Родная экзотика?

– Ольга, можно прямо с порога задать вам очень серьезный вопрос? Вот, скажем, шотландская волынка – для нас экзотика. Понятно и ожидаемо в России. Но ведь столетия подряд и до сегодняшнего дня родные гусли для россиян – все та же экзотика… Волнует ли это вас?

– Конечно, волнует. Но на самом деле этому есть простое объяснение. Любой инструмент прежде чем возродиться, как в свое время возродились балалайка и домра, должен пройти определенный путь: от усовершенствования конструкции инструмента до роста техники самих исполнителей. Ведь все всегда начинается с энтузиастов. И значит, пока профессионалы не заинтересуются гуслями, пока не вырастет большая исполнительская и творческая школа, не может начаться и самая широкая популяризация инструмента. 

Наш инструмент в таком виде, как он есть сегодня, возродился только в 80-х годах двадцатого столетия. Поэтому гусли хотя и очень древний, но в то же время очень молодой инструмент. 

– А вы верите, что в ближайшее время гусли перестанут вызывать интерес как к экзотической редкости?

– Не знаю… Но могу сказать, что уже сейчас в музыкальных школах открываются классы гусляров, и все больше людей слышат этот пласт музыки. Так что у гуслей все еще впереди.

– Я поинтересовалась гусельной историей и обнаружила, что она началась еще до времен Ивана Грозного. А потом история обрывается. Почему? Баян же мы, например, не потеряли?

– Ну, наверное, долго не было большой нужды делать этот инструмент профессиональным. Просто потому что он всегда присутствовал почти в каждой семье, и каждый мог на нем что-то сыграть для себя. Для души. Гусли были постоянным спутником в жизни. 

– Как балалайка?

– Под балалайку обычно веселились. А под гусли…

 

С чистыми руками

– Поплакать да потосковать?

– Да, и поплакать, и потосковать, и спеть какие-то духовные стихи. Причем если балалайку можно было просто взять и поиграть на ней в любой момент, то перед тем, как взять в руки гусли, нужно было обязательно надеть чистую рубаху и помыть руки. Инструмент очень связан с духовностью. Может быть, именно благодаря атеистическим настроениям в советское время гуслями профессионально не занимались всерьез. 

Хотя в деревнях и раньше, и сейчас в семьях было много самодельных инструментов, очень близко похожих на гусли. Гусли мастерили из каких-то картонок и фанерок по разным чертежам. И всегда вкладывали в них душу. И сейчас есть очень много доморощенных гусляров, которых так и называют – гусляры-барды.

– То есть народное гуслярство на Руси не умерло, а живет своей тихой параллельной жизнью, наверное, прячась от наших современных сует?

– Да, это так. К тому же сейчас в стране есть очень много разных любительских курсов, на которых учат играть на двенадцати струнах просто для души. И в Москве это направление тоже набирает обороты.

 

Гусли как крыло

– А сколько струн на ваших гуслях, Оля?

– У звончатых крыловидных гуслей, как у меня, обычно бывает от 15 до 17 струн. Конечно, можно обойтись и 15-ю, но если есть еще две, это расширяет диапазон, и это очень приятно для исполнителя. Вот эти мои гусли – работа известного псковского мастера Олега Никифоровича Ермолаева. На его гуслях вся Россия играет. Ермолаевские гусли звонкие, громкие. Я всегда узнаю их и по голосу, и по внешности. Это лучший концертный инструмент. Мне с ним хорошо.

– А вы лично с мастером знакомы?

– Ну конечно. Я же из Пскова, и у меня с этим было без вариантов. Олег Никифорович вообще сыграл немаловажную роль в моем переезде в Москву. В Пскове гусли были всегда, и уверена, будут. В городе пять музыкальных школ, и во всех преподают гусли. Слава Богу. 

Отучилась в одной из них и поступила в Псковское музыкальное училище. Тоже по классу гуслей. Там преподавал Вениамин Кричевский, который на Псковщине и завел всю эту гусельную школу. Я очень хотела у него учиться. Он был не просто грамотным музыкантом и талантливым педагогом, а жил в постоянном творческом поиске: как научиться и научить. Все гусляры шли к нему за советом и подсказкой. Он действительно очень преданно и серьезно занимался развитием этого инструмента в Псковской области. Но случилось так, что на моем первом курсе его не стало, и меня стали учить его ученики. А когда я перешла на третий курс, мне стали звонить из Москвы. Меня уже знали по каким-то победам в конкурсах, и заслуженный артист России Максим Евтушенко из Гнесинского училища предложил: «Переводись ко мне в Гнесинку». Но конечно, все это было с подачи того самого мастера Еромолаева. Я сдала переводные экзамены и стала учиться в Москве.

– Играя на ермолаевских струнах?

– Да. Музыканты знают, что любой псковский гусляр, не говоря уж о Ермолаеве, всегда будет технически более оснащен, нежели мастера из Москвы, которые еще в поиске. 

– Родители всегда хотели, чтобы дочка стала гусляршей? У вас музыкальная семья?

– Мама – учительница начальных классов. Папа связан с автомобилями, брат – спортсмен. Музыкой не занимался никто. Чего меня туда потащило, я даже не знаю. Хотя бабушка всегда пела мне какие-то народные песни, распевала частушки. 

 

До мурашек

– Оля, берете ли вы хотя бы иногда дома гусли не в репетиционном моменте, а чтобы как раз попеть, погоревать, поплакать?

– Когда был карантин, и он длился целых четыре месяца, я сидела дома одна в пустой квартире. И очень долго ничего не играла. Даже начала впускать в себя зерно отчаяния: не будет теперь больше у нас концертов… И вот однажды, когда карантинные меры снимаются, и я выезжаю на дачу, на которой в этот момент тоже никого, кроме меня, сажусь на крыльцо и начинаю играть. Мурашки! И вовсе не оттого, как я круто играю или соскучилась. Мурашки от самого звучания!

– Какой характер у ваших гуслей? Как вы с ними общаетесь? 

– Я стараюсь не одушевлять их. И «инструмент» – в моем случае – слово ключевое. Поэтому я отношусь к гуслям именно как к рабочему инструменту. Но с очень большим уважением. Есть гигиена, которая необходима инструменту. Есть правила его обычной жизни: ни в коем случае не на сквозняке, не в жаре, не в багаже, а только со мной в салоне самолета. Это уже мои третьи ермолаевские гусли. Но я не знаю, какие лучше. Они разные.

– Вы наверняка выступали не только в России. Повышается ли ваша русская самость, когда вы приезжаете в другие страны, выступаете перед разной публикой с нашими гуслями?

– Русские народные мелодии на любом инструменте слушаются всегда с особым, каким-то трепетным вниманием. Возможно, потому, что наша русская мелодика обладает какой-то особой магией, не свойственной другим национальным мотивам. Хотя у многих народов есть инструменты, очень похожие на гусли. Даже в Японии. Там они называются «кото». 

Правда, в этих странах лучше знают свою национальную культуру: если немец увидит цитру, он не спросит, что это такое, как это нередко бывает у нас, когда люди знакомятся с гуслями. Но если в начале 2000-х годов о гуслях в нашей стране почти не знали, то сейчас мне постоянно звонят, приглашают выступить с разными оркестрами, и мы планируем концерты в России и в мире за год вперед. И такие сольные выступления нашего ансамбля по России – это большая пропаганда инструмента. Вдруг какой-нибудь студент придет на концерт, услышит мои гусли и заинтересуется ими, вдруг поступит в Гнесинку, а потом будет нести эту культуру дальше? Вернется и как минимум для начала откроет класс гусляров в музыкалке…

 

На Родину

– Вы как-то сказали, что нынче для современного российского ребенка изучать китайский язык часто интереснее, чем становиться тем же гусляром. А если бы у вас спустя столько музыкальных побед и разных сложностей в жизни вновь был бы выбор?

– Я бы ничего не поменяла. Все было бы с теми же ошибками, с теми же радостями и предательствами. Потому что для того, чтобы играть на гуслях, нужно быть глубоко русским человеком в душе. И любить свою Родину. Хотя, наверное, правильнее было бы сказать Землю. И тогда эта Земля когда-нибудь, возможно, даст тебе силы разговаривать на ее языке.

– И эта Земля – прежде всего Псковщина?

– Конечно. Для меня очень-очень важно, что я родилась в Пскове. Потому что, прожив 18 лет в Москве, обтесавшись там под всякие столичные замашки, приспособившись к ее правилам среды, к московским же правилам поведения и выживания, когда я, возвращаясь в Псков, ощущаю себя такой, какой была в 16 лет. И мне так классно от этого, так хорошо.

Рядом со мной люди, которые меня когда-то учили. И хотя я сама уже руководитель в ансамбле русской музыки «Псков», и вроде как не я, а они должны быть «детьми», но вместе с ними возвращаешься к себе самой и становишься счастливым-счастливым ребенком. 

– Тогда продолжения этого счастья вам, Оля!

– Спасибо. Кстати, во Пскове до сих пор Ольга – самое популярное женское имя. Псковщина всегда почитала княгиню Ольгу и помнит свою историю.

 

Марта Тонова

mail-ps@mail.ru

 

 

 

Фото аватара

Присылайте материалы для публикации на почту mail-ps@mail.ru

Оцените автора
Газета Площадь Свободы